Преступление и наказание 1 сон. Достоевского «Преступление и наказание. Анализ эпизода «Сон Раскольникова» по роману Ф. Достоевского «Преступление и наказание»

Достоевский назвал свой роман «Преступление и наказание», и читатель вправе ожидать, что это будет судебный роман, где автор изобразит историю преступления и уголовное наказание. В романе точно есть убийство старухи процентщицы нищим студентом Раскольниковым, его душевные терзания на протяжении девяти дней (именно столько времени продолжается действие романа), его покаяние и явка с повинной. Ожидания читателя вроде бы оправдываются, и всё-таки «Преступление и наказание» не похоже на бульварный детектив в духе Эжена Сю, произведения которого были очень популярны во времена Достоевского. «Преступление и наказание» не судебный, а социально-философский роман, именно благодаря сложности и глубине содержания он может толковаться по-разному.

В советское время литературоведы главное внимание уделяли социальным проблемам произведения, повторяя в основном идеи Д.И.Писарева из статьи «Борьба за жизнь» (1868). В постсоветское время появились попытки свести содержание «Преступления и наказания» к богоискательству: за детективной интригой, за нравственным вопросом о преступлении скрыт вопрос о Боге. Этот взгляд на роман тоже не нов, он высказывался В.В.Розановым в начале XX века. Кажется, если эти крайние точки зрения соединить, получится наиболее верный взгляд и на сам роман, и на его идею. Именно с этих двух точек зрения следует проанализировать первый сон Раскольникова (1, V).

Известно, что трагический сон главного героя напоминает стихотворение Н.А.Некрасова из цикла «О погоде» (1859). Поэт рисует бытовую городскую картинку: тощая лошадёнка-калека тащит огромный воз и вдруг встала, потому что у неё нет сил идти дальше. Погонщик хватает кнут и беспощадно полосует клячу по рёбрам, ногам, даже по глазам, потом берёт полено и продолжает свою зверскую работу:

И уж бил её, бил её, бил!

Ноги как-то расставив широко,

Вся дымясь, оседая назад,

Лошадь только вздыхала глубоко

И глядела... (так люди глядят,

Покоряясь неправым нападкам).

«Труд» хозяина был вознаграждён: лошадёнка пошла вперёд, но как-то боком, нервно дрожа, из последних сил. Уличную сценку с интересом наблюдали разные прохожие и давали советы погонщику.

Достоевский в своём романе усиливает трагичность этой сцены: во сне Раскольникова (1, V) пьяные мужики забивают лошадёнку до смерти. Лошадёнка в романе — маленькая, тощая саврасая крестьянская кляча. Совершенно отвратительное зрелище представляет собой погонщик, который у Достоевского получает имя (Миколка) и отталкивающий портрет: «...молодой, с толстой такой шеей и с мясистым, красным, как морковь, лицом». Пьяный-препьяный, он жестоко, с наслаждением сечёт савраску. Миколке помогают добивать клячу два парня с кнутами, а раззадорившийся хозяин кричит им, чтобы они по глазам хлестали. Толпа у кабака со смехом наблюдает всю сцену:«.. .клячонка дёргает телегу изо всей силы, но не только вскачь, а даже шагом-то чуть-чуть не может справиться, только семенит ногами, кряхтит и приседает от ударов трёх кнутов, сыплющихся на неё как горох». Достоевский нагнетает страшные подробности: зрители гогочут, Миколка звереет и вытаскивает со дна телеги оглоблю. Удары палки и кнутов не могут быстро добить лошадь: она «вспрыгивает и дёргает, дёргает из всех последних сил в разные стороны, чтобы вывезти». Пьяный Миколка достаёт железный лом и лупит клячонку по голове; его помощники-истязатели подбегают к рухнувшей лошади и добивают её.

У Некрасова только одна молодая девушка, наблюдавшая избиение лошади из кареты, пожалела животное:

Вот лицо, молодое, приветное,
Вот и ручка, — раскрылось окно,
И погладила клячу несчастную
Ручка белая...

У Достоевского под конец сцены из толпы зрителей выкрикивают уже не советы, а упрёки, что на Миколке креста нет, но только мальчик (таким видит себя Раскольников) бегает среди толпы и просит сначала какого-то старика, затем отца спасти лошадку. Когда савраска падает замертво, он подбегает к ней, целует её мёртвую голову, а потом бросается с кулачками на Миколку, который, надо сказать, даже не заметил этого нападения.

В анализируемой сцене Достоевский акцентирует необходимые для романа идеи, которых в стихотворении Некрасова нет. С одной стороны, правду в этой сцене выражает слабый ребёнок. Он не может остановить убийства, хотя душой (а не разумом) понимает несправедливость, недопустимость расправы над лошадью. С другой стороны, Достоевский ставит философский вопрос о сопротивлении злу, о применении силы против зла. Такая постановка вопроса логически доводится до права на пролитие крови вообще и осуждается автором. Однако в описанной сцене кровь ничем не может быть оправдана, она вопиет о мщении.

Сон раскрывает характер Раскольникова, который завтра станет убийцей. Нищий студент — добрый и мягкий человек, способный сострадать чужим несчастьям. Такие сны не снятся людям, утратившим совесть (сны-кошмары Свидригайлова — о другом) или примирившимся с вечной и всеобщей несправедливостью мирового порядка. Прав мальчик, бросившийся на Миколку, а отец, даже не пытаясь вмешаться в убийство лошади, ведёт себя равнодушно (савраска всё-таки принадлежит Миколке) и трусливо: «Пьяные, шалят, не наше дело, пойдём!». С такой жизненной позицией Раскольников не может согласиться. Где же выход? Характер, ум, отчаянные семейные обстоятельства — всё толкает главного героя романа на сопротивление злу, но это сопротивление, по мнению Достоевского, направлено по ложному пути: Раскольников отвергает общечеловеческие ценности ради человеческого счастья! Объясняя своё преступление, он говорит Соне: «Старушонка вздор! Старуха пожалуй что и ошибка, не в ней дело! Старуха только болезнь... я переступить поскорее хотел... я не человека убил, я принцип убил!» (3, VI). Раскольников имеет в виду, что нарушил заповедь «не убий!», на которой от века строятся человеческие отношения. Если отменить этот моральный принцип, люди перебьют друг друга, как это изображено в последнем сне героя в эпилоге романа.

Во сне Раскольникова о лошади присутствуют несколько символических моментов, которые связывают этот эпизод с дальнейшим содержанием романа. Мальчик оказывается у кабака, где происходит убийство клячи, случайно: он с отцом шёл на кладбище, чтобы поклониться могиле бабушки и брата и зайти в церковь с зелёным куполом. Он любил посещать её из-за доброго священника и особого чувства, которое испытывал, находясь в ней. Таким образом, во сне рядом оказываются кабак и церковь как две крайности человеческого бытия. Далее, во сне уже предсказывается убийство Лизаветы, которое Раскольников не планировал, но вынужден был совершить по стечению обстоятельств. Безвинная смерть несчастной женщины в отдельных деталях (кто-то из толпы кричит Миколке о топоре) напоминает смерть савраски из сна: Лизавета «задрожала как лист, мелкой дрожью, и по всему лицу её побежали судороги; приподняла руку, раскрыла было рот, но всё-таки не вскрикнула и медленно, задом, стала отодвигаться от него в угол...»(1, VII). Иными словами, Достоевский до преступления Раскольникова показывает, что смелые идеи героя о сверхчеловеке обязательно будут сопровождаться невинной кровью. Наконец, образ замученной лошади возникнет в конце романа в сцене смерти Катерины Ивановны, которая произнесёт последние свои слова: «Довольно!.. Пора!.. (...) Уездили клячу!.. Надорвала-а-сь!» (5, V).

Сон о лошади был для Раскольникова как бы предостережением: все будущее преступление «закодировано» в этом сне, как дуб в жёлуде. Недаром, когда герой проснулся, он сразу же воскликнул: «Неужели я сделаю это?» Но Раскольникова не остановил сон-предостережение, и он сполна получил все страдания убийцы и разочарования теоретика.

Подводя итог, следует отметить, что первый сон Раскольникова в романе занимает важное место по социальным, философским и психологическим основаниям. Во-первых, в сцене убийства лошадёнки выражены болезненные впечатления от окружающей жизни, тяжело ранящие совестливую душу Раскольникова и рождающие законное возмущение любого честного человека. Негодование мальчика у Достоевского можно противопоставить трусливой иронии лирического героя у Некрасова, который издали, не вмешиваясь, наблюдает избиение несчастной клячи на улице.

Во-вторых, в связи со сценой сна возникает философский вопрос о противодействии мировому злу. Как исправить мир? Надо избежать крови, предупреждает Достоевский, так как путь к идеалу неразрывно связан с самим идеалом, отмена общечеловеческих моральных принципов приведёт человека только в тупик.

В-третьих, сцена сна доказывает, что в душе героя живёт боль за слабых и беззащитных. Сон уже в начале романа свидетельствует, что убийца старухи процентщицы не заурядный грабитель, но человек идеи, способный и к действию, и к состраданию.

…Войдя в харчевню, он выпил рюмку водки и съел с какою-то начинкой пирог. Доел он его опять на дороге. Он очень давно не пил водки, и она мигом подействовала, хотя выпита была всего одна рюмка. Ноги его вдруг отяжелели, и он начал чувствовать сильный позыв ко сну. Он пошел домой; но дойдя уже до Петровского острова, остановился в полном изнеможении, сошел с дороги, вошел в кусты, пал на траву и в ту же минуту заснул.

В болезненном состоянии сны отличаются часто необыкновенною выпуклостию, яркостью и чрезвычайным сходством с действительностью. Слагается иногда картина чудовищная, но обстановка и весь процесс всего представления бывают при этом до того вероятны и с такими тонкими, неожиданными, но художественно соответствующими всей полноте картины подробностями, что их и не выдумать наяву этому же самому сновидцу, будь он такой же художник, как Пушкин или Тургенев . Такие сны, болезненные сны, всегда долго помнятся и производят сильное впечатление на расстроенный и уже возбужденный организм человека.

Страшный сон приснился Раскольникову. Приснилось ему его детство, еще в их городке . Он лет семи и гуляет в праздничный день, под вечер, с своим отцом за городом. Время серенькое, день удушливый, местность совершенно такая же, как уцелела в его памяти: даже в памяти его она гораздо более изгладилась, чем представлялась теперь во сне. Городок стоит открыто, как на ладони, кругом ни ветлы; где-то очень далеко, на самом краю неба, чернеется лесок. В нескольких шагах от последнего городского огорода стоит кабак, большой кабак, всегда производивший на него неприятнейшее впечатление и даже страх, когда он проходил мимо его, гуляя с отцом. Там всегда была такая толпа, так орали, хохотали, ругались, так безобразно и сипло пели и так часто дрались; кругом кабака шлялись всегда такие пьяные и страшные рожи… Встречаясь с ними, он тесно прижимался к отцу и весь дрожал. Возле кабака дорога, проселок, всегда пыльная, и пыль на ней всегда такая черная. Идет она, извиваясь, далее и шагах в трехстах огибает вправо городское кладбище. Среди кладбища каменная церковь с зеленым куполом, в которую он раза два в год ходил с отцом и с матерью к обедне, когда служились панихиды по его бабушке, умершей уже давно, и которую он никогда не видал. При этом всегда они брали с собою кутью на белом блюде, в салфетке, а кутья была сахарная из рису и изюму, вдавленного в рис крестом. Он любил эту церковь и старинные в ней образа, большею частью без окладов, и старого священника с дрожащею головой. Подле бабушкиной могилы, на которой была плита, была и маленькая могилка его меньшого брата, умершего шести месяцев и которого он тоже совсем не знал и не мог помнить; но ему сказали, что у него был маленький брат, и он каждый раз, как посещал кладбище, религиозно и почтительно крестился над могилкой, кланялся ей и целовал ее. И вот снится ему: они идут с отцом по дороге к кладбищу и проходят мимо кабака; он держит отца за руку и со страхом оглядывается на кабак. Особенное обстоятельство привлекает его внимание: на этот раз тут как будто гулянье, толпа разодетых мещанок, баб, их мужей и всякого сброду. Все пьяны, все поют песни, а подле кабачного крыльца стоит телега, но странная телега. Это одна из тех больших телег, в которые впрягают больших ломовых лошадей и перевозят в них товары и винные бочки. Он всегда любил смотреть на этих огромных ломовых коней, долгогривых, с толстыми ногами, идущих спокойно, мерным шагом и везущих за собою какую-нибудь целую гору, нисколько не надсаждаясь, как будто им с возами даже легче, чем без возов. Но теперь, странное дело, в большую такую телегу впряжена была маленькая, тощая, саврасая крестьянская клячонка, одна из тех, которые – он часто это видел – надрываются иной раз с высоким каким-нибудь возом дров или сена, особенно коли воз застрянет в грязи или в колее, и при этом их так больно, так больно бьют всегда мужики кнутами, иной раз даже по самой морде и по глазам, а ему так жалко, так жалко на это смотреть, что он чуть не плачет, а мамаша всегда, бывало, отводит его от окошка. Но вот вдруг становится очень шумно: из кабака выходят с криками, с песнями, с балалайками пьяные-препьяные большие такие мужики в красных и синих рубашках, с армяками внакидку. «Садись, все садись! – кричит один, еще молодой, с толстою такою шеей и с мясистым, красным, как морковь, лицом, – всех довезу, садись!» Но тотчас же раздается смех и восклицанья:

– Этака кляча да повезет!

– Да ты, Миколка, в уме, что ли: этаку кобыленку в таку телегу запрег!

– А ведь савраске-то беспременно лет двадцать уж будет, братцы!

– Садись, всех довезу! – опять кричит Миколка, прыгая первый в телегу, берет вожжи и становится на передке во весь рост. – Гнедой даве с Матвеем ушел, – кричит он с телеги, – а кобыленка этта, братцы, только сердце мое надрывает: так бы, кажись, ее и убил, даром хлеб ест. Говорю садись! Вскачь пущу! Вскачь пойдет! – И он берет в руки кнут, с наслаждением готовясь сечь савраску.

– Да садись, чего! – хохочут в толпе. – Слышь, вскачь пойдет!

– Она вскачь-то уж десять лет, поди, не прыгала.

– Запрыгает!

– Не жалей, братцы, бери всяк кнуты, зготовляй!

– И то! Секи ее!

Преступление и наказание. Художественный фильм 1969 г. 1 серия

Все лезут в Миколкину телегу с хохотом и остротами. Налезло человек шесть, и еще можно посадить. Берут с собою одну бабу, толстую и румяную. Она в кумачах, в кичке с бисером, на ногах коты, щелкает орешки и посмеивается. Кругом в толпе тоже смеются, да и впрямь, как не смеяться: этака лядащая кобыленка да таку тягость вскачь везти будет! Два парня в телеге тотчас же берут по кнуту, чтобы помогать Миколке. Раздается: «ну!», клячонка дергает изо всей силы, но не только вскачь, а даже и шагом-то чуть-чуть может справиться, только семенит ногами, кряхтит и приседает от ударов трех кнутов, сыплющихся на нее, как горох. Смех в телеге и в толпе удвоивается, но Миколка сердится и в ярости сечет учащенными ударами кобыленку, точно и впрямь полагает, что она вскачь пойдет.

– Пусти и меня, братцы! – кричит один разлакомившийся парень из толпы.

– Садись! Все садись! – кричит Миколка, – всех повезет. Засеку! – И хлещет, хлещет, и уже не знает, чем и бить от остервенения.

– Папочка, папочка, – кричит он отцу, – папочка, что они делают? Папочка, бедную лошадку бьют!

– Пойдем, пойдем! – говорит отец, – пьяные, шалят, дураки: пойдем, не смотри! – и хочет увести его, но он вырывается из его рук и, не помня себя, бежит к лошадке. Но уж бедной лошадке плохо. Она задыхается, останавливается, опять дергает, чуть не падает.

– Секи до смерти! – кричит Миколка, – на то пошло. Засеку!

– Да что на тебе креста, что ли, нет, леший! – кричит один старик из толпы.

– Видано ль, чтобы така лошаденка таку поклажу везла, – прибавляет другой.

– Заморишь! – кричит третий.

– Не трожь! Мое добро! Что хочу, то и делаю. Садись еще! Все садись! Хочу, чтобы беспременно вскачь пошла!..

Вдруг хохот раздается залпом и покрывает всё: кобыленка не вынесла учащенных ударов и в бессилии начала лягаться. Даже старик не выдержал и усмехнулся. И впрямь: этака лядащая кобыленка, а еще лягается!

Два парня из толпы достают еще по кнуту и бегут к лошаденке сечь ее с боков. Каждый бежит с своей стороны.

– По морде ее, по глазам хлещи, по глазам! – кричит Миколка.

– Песню, братцы! – кричит кто-то с телеги, и все в телеге подхватывают. Раздается разгульная песня, брякает бубен, в припевах свист. Бабенка щелкает орешки и посмеивается.

…Он бежит подле лошадки, он забегает вперед, он видит, как ее секут по глазам, по самым глазам! Он плачет. Сердце в нем поднимается, слезы текут. Один из секущих задевает его по лицу; он не чувствует, он ломает свои руки, кричит, бросается к седому старику с седою бородой, который качает головой и осуждает всё это. Одна баба берет его за руку и хочет увесть; но он вырывается и опять бежит к лошадке. Та уже при последних усилиях, но еще раз начинает лягаться.

– А чтобы те леший! – вскрикивает в ярости Миколка. Он бросает кнут, нагибается и вытаскивает со дна телеги длинную и толстую оглоблю, берет ее за конец в обе руки и с усилием размахивается над савраской.

– Разразит! – кричат кругом.

– Мое добро! – кричит Миколка и со всего размаху опускает оглоблю. Раздается тяжелый удар.

А Миколка намахивается в другой раз, и другой удар со всего размаху ложится на спину несчастной клячи. Она вся оседает всем задом, но вспрыгивает и дергает, дергает из всех последних сил в разные стороны, чтобы вывезти; но со всех сторон принимают ее в шесть кнутов, а оглобля снова вздымается и падает в третий раз, потом в четвертый, мерно, с размаха. Миколка в бешенстве, что не может с одного удара убить.

– Живуча! – кричат кругом.

– Сейчас беспременно падет, братцы, тут ей и конец! – кричит из толпы один любитель.

– Топором ее, чего! Покончить с ней разом, – кричит третий.

– Эх, ешь те комары! Расступись! – неистово вскрикивает Миколка, бросает оглоблю, снова нагибается в телегу и вытаскивает железный лом. – Берегись! – кричит он и что есть силы огорошивает с размаху свою бедную лошаденку. Удар рухнул; кобыленка зашаталась, осела, хотела было дернуть, но лом снова со всего размаху ложится ей на спину, и она падает на землю, точно ей подсекли все четыре ноги разом.

– Добивай! – кричит Миколка и вскакивает, словно себя не помня, с телеги. Несколько парней, тоже красных и пьяных, схватывают что попало – кнуты, палки, оглоблю, и бегут к издыхающей кобыленке. Миколка становитсhя сбоку и начинает бить ломом зря по спине. Кляча протягивает морду, тяжело вздыхает и умирает.

– Доконал! – кричат в толпе.

– А зачем вскачь не шла!

– Мое добро! – кричит Миколка, с ломом в руках и с налитыми кровью глазами. Он стоит будто жалея, что уж некого больше бить.

– Ну и впрямь, знать, креста на тебе нет! – кричат из толпы уже многие голоса.

Но бедный мальчик уже не помнит себя. С криком пробивается он сквозь толпу к савраске, обхватывает ее мертвую, окровавленную морду и целует ее, целует ее в глаза, в губы… Потом вдруг вскакивает и в исступлении бросается с своими кулачонками на Миколку. В этот миг отец, уже долго гонявшийся за ним, схватывает его наконец и выносит из толпы.

– Пойдем! пойдем! – говорит он ему, – домой пойдем!

– Папочка! За что они… бедную лошадку… убили! – всхлипывает он, но дыханье ему захватывает, и слова криками вырываются из его стесненной груди.

– Пьяные, шалят, не наше дело, пойдем! – говорит отец. Он обхватывает отца руками, но грудь ему теснит, теснит. Он хочет перевести дыхание, вскрикнуть, и просыпается.

Он проснулся весь в поту, с мокрыми от поту волосами, задыхаясь, и приподнялся в ужасе.

«Слава богу, это только сон! – сказал он, садясь под деревом и глубоко переводя дыхание. – Но что это? Уж не горячка ли во мне начинается: такой безобразный сон!»

Всё тело его было как бы разбито; смутно и темно на душе. Он положил локти на колена и подпер обеими руками голову.

«Боже! – воскликнул он, – да неужели ж, неужели ж я в самом деле возьму топор, стану бить по голове, размозжу ей череп… буду скользить в липкой, теплой крови, взламывать замок, красть и дрожать; прятаться, весь залитый кровью… с топором… Господи, неужели?»…

Приснилось ему его детство, еще в их городке. - Описание этого сна навеяно автобиографическими воспоминаниями. Дрожащих от слабости, загнанных, тощих крестьянских клячонок Достоевский мог видеть в деревне, в усадьбе родителей , неподалеку от Зарайска. «Сон Раскольникова о загнанной лошади» Достоевский выбрал для чтения на вечере в пользу педагогических курсов 21 марта 1880 г.

Он бежит подле лошадки - он видит, как ее секут по глазам… - Эти строки перекликаются со стихами Некрасова на ту же тему: «и по плачущим, кротким глазам» (из цикла «О погоде», ч. II - «До сумерек», 1859). Достоевский вспоминает эти стихи позднее в романе «Братья Карамазовы» (ч. 2, гл. IV, «Бунт»). Близкий мотив встречается также у В. Гюго («Меланхолия», 1846; опубл. - 1856).

Сны Родиона РаскольниковаФ. М. Достоевский
«Преступление и
наказание»
Данилиной Т.В.

Первый сон Раскольникова. (Часть 1, глава 5)

Болезненный сон, который несет
большую смысловую нагрузку. Он
открывает нам истинное состояние
души Родиона, показывает, что
задуманное им убийство противоречит
его натуре. Во сне присутствуют 2
противоположных места: кабак и
церковь на кладбище. Кабак – это
олицетворение зла, насилия, крови, а
церковь – олицетворение чистоты, в
ней начинается и заканчивается жизнь
на земле.

Второй сон Раскольникова (1 часть, глава 6)

Раскольникову снилось, что он в Африке
в Египте у какого-то оазиса. Это
небольшой оазис счастья среди
бескрайней пустыни горя,
неравноправия и печали. Раскольников
мечтает в том вечном покое, который
неоднократно видел во снах.

Третий сон Раскольникова (2 часть, глава 2)

Снится Родиону уже после убийства
старухи. Во сне квартальный
надзиратель Илья Петрович сильно
избивает квартирную хозяйку
Раскольникова. Видение обнажает
скрытое желание навредить старухе,
чувство ненависти, агрессии героя по
отношению к ней.

Четвёртый сон Раскольникова (3 часть, глава 6)

Родиону снится, что он преследует
мещанина. По соннику это означает
осознание собственной ошибки,
которую, к сожалению, уже нельзя
исправить. Также ему снится старушка,
которая смеется над ним. Родион
пытается ее убить, но она все громче
хохочет. Родиону становится страшно:
у него учащается сердцебиение. До него
начинает доходить весь ужас
содеянного.

Пятый сон Раскольникова (Эпилог, II глава)

Снится Родиону уже на каторге. Ему
снится, что весь мир должен погибнуть
от болезни, что есть вирус, который
вселяется в людей, делая их
сумасшедшими, хотя зараженные
считают себя умными и здоровыми.
После последнего кошмара Раскольников
исцеляется – как физически, так и
духовно. 1. Роман "Преступление и наказание" – впервые опубликован в журнале "Русский вестник" (1866. N 1, 2, 4, 6–8, 11, 12) с подписью: Ф. Достоевский.
В следующем году вышло отдельное издание романа, в котором было изменено деление на части и главы (в журнальном варианте роман был разделен на три части, а не на шесть), несколько сокращены отдельные эпизоды и внесен ряд стилистических исправлений.
Замысел романа вынашивался Достоевским в течение многих лет. О том, что одна из центральных идей его сложилась уже к 1863 г., свидетельствует запись от 17 сентября 1863 г. в дневнике А. П. Сусловой, находившейся в это время вместе с Достоевским в Италии: "Когда мы обедали (в Турине, в гостинице, за table d"hote"oм.), он (Достоевский), смотря на девочку, которая брала уроки, сказал: "Ну вот, представь себе, такая девочка с стариком, и вдруг какой ни будь Наполеон говорит: "Истребить весь город". Всегда так было на свете".1 Но к творческой работе над романом, обдумыванию его персонажей, отдельных сцен и ситуаций Достоевский обратился лишь в 1865–1866 гг. Важную подготовительную роль для зарождения характеров Раскольникова и Сони сыграли "Записки из подполья" (1864; см. т. 4 наст. издания). Трагедия мыслящего героя-индивидуалиста, его горделивое упоение своей "идеей" и поражение перед лицом "живой жизни", в качестве воплощения которой в "Записках" выступает прямая предшественница Сони Мармеладовой, девушка из публичного дома, – эти основные общие контуры "Записок" непосредственно подготавливают "Преступление и наказание". (Суслова А. П. Годы близости с Достоевским. М., 1928. С. 60.) ()

Эпизоды из романа "Преступление и наказание"


3. Часть 3, гл. VI.

Оба осторожно вышли и притворили дверь. Прошло еще с полчаса. Раскольников открыл глаза и вскинулся опять навзничь, заломив руки за голову... [...]

Он забылся; странным показалось ему, что он не помнит, как мог он очутиться на улице. Был уже поздний вечер. Сумерки сгущались, полная луна светлела всё ярче и ярче; но как-то особенно душно было в воздухе. Люди толпой шли по улицам; ремесленники и занятые люди расходились по домам, другие гуляли; пахло известью, пылью, стоячею водой. Раскольников шел грустный и озабоченный: он очень хорошо помнил, что вышел из дому с каким-то намерением, что надо было что-то сделать и поспешить, но что именно - он позабыл. Вдруг он остановился и увидел, что на другой стороне улицы, на тротуаре, стоит человек и машет ему рукой. Он пошел к нему через улицу, но вдруг этот человек повернулся и пошел как ни в чем не бывало, опустив голову, не оборачиваясь и не подавая вида, что звал его. «Да полно, звал ли он?» - подумал Раскольников, однако ж стал догонять. Не доходя шагов десяти, он вдруг узнал его и - испугался; это был давешний мещанин, в таком же халате и так же сгорбленный. Раскольников шел издали; сердце его стукало; повернули в переулок - тот всё не оборачивался. «Знает ли он, что я за ним иду?» - думал Раскольников. Мещанин вошел в ворота одного большого дома. Раскольников поскорей подошел к воротам и стал глядеть: не оглянется ли он и не позовет ли его? В самом деле, пройдя всю подворотню и уже выходя во двор, тот вдруг обернулся и опять точно как будто махнул ему. Раскольников тотчас же прошел подворотню, но во дворе мещанина уж не было. Стало быть, он вошел тут сейчас на первую лестницу. Раскольников бросился за ним. В самом деле, двумя лестницами выше слышались еще чьи-то мерные, неспешные шаги. Странно, лестница была как будто знакомая! Вон окно в первом этаже; грустно и таинственно проходил сквозь стекла лунный свет; вот и второй этаж. Ба! Это та самая квартира, в которой работники мазали... Как же он не узнал тотчас? Шаги впереди идущего человека затихли: «стало быть, он остановился или где-нибудь спрятался». Вот и третий этаж; идти ли дальше? И какая там тишина, даже страшно... Но он пошел. Шум его собственных шагов его пугал и тревожил. Боже, как темно! Мещанин, верно, тут где-нибудь притаился в углу. А! квартира отворена настежь на лестницу; он подумал и вошел. В передней было очень темно и пусто, ни души, как будто всё вынесли; тихонько, на цыпочках прошел он в гостиную: вся комната была ярко облита лунным светом; всё тут по-прежнему: стулья, зеркало, желтый диван и картинки в рамках. Огромный, круглый, медно-красный месяц глядел прямо в окна. «Это от месяца такая тишина, - подумал Раскольников, - он, верно, теперь загадку загадывает». Он стоял и ждал, долго ждал, и чем тише был месяц, тем сильнее стукало его сердце, даже больно становилось. И всё тишина. Вдруг послышался мгновенный сухой треск, как будто сломали лучинку, и всё опять замерло. Проснувшаяся муха вдруг с налета ударилась об стекло и жалобно зажужжала. В самую эту минуту, и углу, между маленьким шкапом и окном, он разглядел как будто висящий на стене салоп. «Зачем тут салоп? - подумал он, - ведь его прежде не было...» Он подошел потихоньку и догадался, что за салопом как будто кто-то прячется. Осторожно отвел он рукою салоп и увидал, что тут стоит стул, а на стуле в уголку сидит старушонка, вся скрючившись и наклонив голову, так что он никак не мог разглядеть лица, но это была она. Он постоял над ней: «боится!» - подумал он, тихонько высвободил из петли топор и ударил старуху по темени, раз и другой. Но странно: она даже и не шевельнулась от ударов, точно деревянная. Он испугался, нагнулся ближе и стал ее разглядывать; но и она еще ниже нагнула голову. Он пригнулся тогда совсем к полу и заглянул ей снизу в лицо, заглянул и помертвел: старушонка сидела и смеялась, - так и заливалась тихим, неслышным смехом, из всех сил крепясь, чтоб он ее не услышал. Вдруг ему показалось, что дверь из спальни чуть-чуть приотворилась и что там тоже как будто засмеялись и шепчутся. Бешенство одолело его: изо всей силы начал он бить старуху по голове, но с каждым ударом топора смех и шепот из спальни раздавались всё сильнее и слышнее, а старушонка так вся и колыхалась от хохота. Он бросился бежать, но вся прихожая уже полна людей, двери на лестнице отворены настежь, и на площадке, на лестнице и туда вниз - всё люди, голова с головой, все смотрят, - но все притаились и ждут, молчат... Сердце его стеснилось, ноги не движутся, приросли... Он хотел вскрикнуть и - проснулся.

Он тяжело перевел дыхание, - но странно, сон как будто всё еще продолжался: дверь его была отворена настежь, и на пороге стоял совсем незнакомый ему человек и пристально его разглядывал.

Раскольников не успел еще совсем раскрыть глаза и мигом закрыл их опять. Он лежал навзничь и не шевельнулся. «Сон это продолжается или нет», - думал он и чуть-чуть, неприметно опять приподнял ресницы поглядеть: незнакомый стоял на том же месте и продолжал в него вглядываться.

(Третий сон Раскольникова включает механизм покаяния. Раскольников Между третьим и четвертым сном (сон в эпилоге романа) Раскольников смотрится в зеркало своих «двойников»: Лужина и Свидригайлова.) (

Описание сна, привидевшегося Родиону Романовичу Раскольникову в вечер накануне убийства старухи процентщицы (в V главе I части романа), является одним из ключевых моментов сюжета Преступления и наказания. На первый взгляд этот уход в бессознательное на время вырывает главного героя из рамок окружающей действительности, в которой начинает развиваться придуманный им страшный план, и дает бедному студенту небольшую передышку от той болезненной лихорадки, в которую он загнал себя своей сумасбродной теорией. Поначалу нам кажется, что, очутившись в непривычной для себя обстановке Островов, в окружении зелени, свежести и цветов вместо обычных городской пыли, известки и теснящих и давящих домов (вспомним попутно размышления героя о необходимости построения фонтанов), Родион Романович и вправду чудесным образом избавляется от этих чар, от колдовства, обаяния, от наваждения и погружается в мир своего детства. Что перед нами открывается душевный мир семилетнего маленького Роди, который испытывает неприятнейшее впечатление и даже страх, лишь только проходя с отцом мимо городского кабака, и весь дрожит от одних доносящихся из него звуков и вида шляющихся кругом пьяных и страшных рож. Когда герой с душевной теплотой вспоминает бедную маленькую городскую церковь с зеленым куполом и старинные в ней образа, и старого священника с дрожащею головой, и свое собственное невероятно трогательное благоговение перед маленькой могилкой меньшого братца, умершего шести месяцев, которого он совсем не знал и не мог помнить, нам кажется, что из-под всего наносного, рожденного жизненными обстоятельствами в нынешнем Раскольникове, нищем студенте и обитателе трущоб, воскресает душа ребенка, не способного не только убить человека, но и спокойно смотреть на убийство лошади.
.. мечты моей! Однако буквально через сутки Раскольников все-таки приведет в исполнение свой страшный замысел, а Достоевский почему-то не дает читателю забыть об этом первом сне своего персонажа практически до самого конца романа: как круги, расходящиеся по воде от брошенного камня, или отголоски произнесенной вслух фразы, по всему тексту Преступления и наказания разбросаны мельчайшие образы, вновь и вновь возвращающие его к содержанию сна. То, спрятав под камень украденные у старухи драгоценности, Раскольников возвращается домой дрожа, как загнанная лошадь, и ему мерещится, что помощник квартального надзирателя Илья Петрович бьет на лестнице его квартирную хозяйку. То с криком: Уездили клячу! умирает измученная Катерина Ивановна Мармеладова. То вдруг чудесным образом материализуется приснившийся главному герою Миколка, оказавшийся, правда, не дюжим мужиком с красной мордой и толстой такой шеей, а скромным красильщиком. Зато появляется он заодно с неким кабатчиком Душкиным, который, по словам Разумихина, бабушкин сон рассказывает и при этом врет, как лошадь (сравнение сколь неожиданное, столь и нарочитое). Все эти мимолетные указания звучат как назойливая нота, однако же не раскрывают глубокой символики загадочного сна. Вернемся вновь к тем обстоятельствам, в которых это сновидение возникает в воспаленном мозгу Раскольникова. Пытаясь избавиться от навязчивой идеи, герой стремится уйти как можно дальше от дома: Домой идти ему стало вдруг ужасно противно: там-то, в углу, в этом-то ужасном шкафу и созревало все это вот уже более месяца, и он пошел куда глаза глядят. Блуждая таким образом, Родион Романович попадает в отдаленную часть Петербурга. Зелень и свежесть, пишет Достоевский, понравились сначала его усталым глазам… Тут не было ни духоты, ни вони, ни распивочных. Но скоро и эти новые, приятные ощущения перешли в болезненные и раздражающие.
Да и только ли во внешней обстановке заключается все дело Уж слишком сложный человек Раскольников, чтобы его, без добровольного на то согласия, просто-напросто заела среда. До этого сам Родион Романович начинает доискиваться уже много позже, разговаривая с Соней в пятой части романа: Работает же Разумихин! Да я озлился и не захотел. Я тогда, как паук, к себе в угол забился. О, как ненавидел я эту конуру! А все-таки выходить из нее не хотел. Нарочно не хотел! Очевидно, что ужасная теория о разделении людей на дрожащих тварей и имеющих право скрывается все же не в петербургских трущобах, хоть и немало ей поспособствовавших, а в сознании самого героя, и поэтому ожидаемого просветления во время прогулки по зеленым Островам на самом деле не происходит. Все действия героя здесь отличаются бессмысленным автоматизмом: …раз он остановился и пересчитал свои деньги… но вскоре забыл, для чего и деньги вытащил из кармана, а впечатления от увиденного словно не доходят до его сознания, не оставляют в нем четкого цельного образа: особенно занимали его цветы; он на них всего дольше смотрел; встречались ему тоже пышные коляски, наездники и наездницы; он провожал их с любопытством глазами и забывал о них прежде, чем они скрывались из глаз. Настоящего просветления не происходит и после пробуждения героя автор отмечает, что у Раскольникова было смутно и темно на душе. Небольшое же облегчение и весьма кратковременное, как окажется после, умиротворение, наступившее в его душе, связано скорее с принятием окончательного, как ему думалось, решения относительно его теории. Но что это было за решение Пусть даже нет никаких сомнений во всех этих расчетах, будь это все, что решено в этот месяц, ясно, как день, справедливо, как арифметика. Господи! Ведь я все равно не решусь! Я ведь не вытерплю, не вытерплю!. Итак, очевидно, что речь здесь идет не о раскаянии, но лишь о том, сможет ли смелый теоретик собственноручно привести в исполнение свой замысел.
Не случайно сам автор называет видение своего героя страшным, болезненным, чудовищной картиной. При всей своей кажущейся обыденности этот первый в романе сон на самом деле даже более фантастичен, нежели другой, посетивший Раскольникова в финале третьей части, в котором черт снова приводит его в квартиру Алены Ивановны и из которого словно бы входит в повествование Свидригайлов. Увиденное Раскольниковым, без сомнения, относится к тем странным и разным снам, о которых он не решается рассказать даже Соне. Дело в том, что перед нами отнюдь не воспоминание о детстве героя. Недаром его описание предваряется довольно неожиданным авторским рассуждением о том, что в болезненном состоянии сны отличаются часто чрезвычайным сходством с действительностью, а следующее далее утверждение, что столь вероятную обстановку не выдумать наяву этому же самому сновидцу, будь он такой же художник, как Пушкин или Тургенев, вряд ли относится к ужасной, но бытовой картине убийства лошади. Скорее всего, автор здесь в свойственной ему ненавязчивой манере предупреждает читателя о том, что при всей своей правдоподобности страшный сон Раскольникова не так прост. Картина, представившаяся герою, поначалу старательно маскируется под обыденную и реальную: …время серенькое, день удушливый, местность совершенно такая же, как уцелела в его памяти. Обманность и фантасмагоричность сновидения выражаются здесь лишь в том, что оно правдивее реальности: …даже в памяти его она (местность. Д. М.) гораздо более изгладилась, чем представлялась теперь во сне. Настроив героя (и читателей) на волну лирических воспоминаний, сон подбрасывает им все новые и новые подробности о черной пыли на дороге в кабак, о сахарной кутье на белом блюде, о старинных образах без окладов.
На самом деле, что такого, например, в том, что в городском кабаке как будто происходит гулянье ведь описанные события развиваются в праздничный день, под вечер, а толпа всякого сброду занимается тем же, чем и всегда, горланит песни, пугая маленького Родю. Почему стоящая возле кабачного крыльца телега названа странной, если тут же добавлено, что это одна из тех больших телег, в которые впрягают больших ломовых лошадей, за какими так любил наблюдать маленький мальчик Действительно странным является, пожалуй, лишь то, что на этот раз запряжена в нее маленькая, тощая, саврасая, крестьянская клячонка2, какая обычно не может сдвинуть с места даже предназначенный для нее воз дров или сена и тогда ее бьют мужики кнутами, иной раз даже по морде и по глазам, на что всегда так жалко было смотреть сердобольному ребенку. Этими вновь постоянно возникающими отступлениями в сознание читателя как бы исподволь закладывается мысль о полной никчемности и бесполезности бедной лошадки, и разыгрывающаяся далее сцена оказывается, по сути, предрешенной. В последней части видения Раскольникова, несомненно, нашли отражение черты придуманного им страшного плана. Ведь речь здесь идет о возможности распоряжаться чужой жизнью пусть пока жизнью лошади (Мое добро! кричит пьяный Миколка) и о критериях целесообразности, пользы, ожидаемой от существования окружающих: А кобыленка эта, братцы, только сердце мое надрывает: так бы, кажись, ее и убил, даром хлеб ест.
(Эту фразу из подслушанного в трактире разговора Раскольников попытается затем передать Соне.) Сон Раскольникова, как своеобразная проба пробы, также довольно точно передает мелкие детали будущего убийства: лошадку забивают (Топором ее, чего! кричит кто-то), по ее морде струится кровь; Миколку, на котором, как после и на Раскольникове, нет креста, подзуживает при этом целая толпа, так же как студент и офицер своим разговором в трактире подтверждают оценку, мысленно данную Родионом Романовичем старухе процентщице, и убеждают его в своеобразной справедливости собственных замыслов. Однако сон, являясь, по сути, сжатым изложением всего романа, словно коварно подсказывает главному герою и возможный путь ухода от неминуемо приближающейся трагедии притвориться, что он-то здесь и ни при чем, занять место стороннего наблюдателя или, еще хуже, самому прикинуться этакой лошадкой, которую чуть было не заели невыносимые условия жизни. И действительно, как во сне Раскольников видит задуманное им убийство со стороны, так и в реальной жизни, на тот случай, если из него не выйдет Наполеона, у философа остается еще мнимый шанс побороться, свалив свою вину на так вовремя подвернувшегося красильщика-сектанта с его навязчивой идеей о необходимости пострадать. Таким образом, страшный сон Родиона Раскольникова, обладая многозначностью и символичностью, присущими сновидениям, является одновременно экскурсом в прошлое героя, отражением борьбы, которая в тот момент происходила в душе героя, и в то же время предопределением, своеобразным планом, согласно которому ему предлагается действовать.

Сочинение по литературе на тему: Сон Раскольникова об убийстве лошади (Анализ эпизода из главы 5 части 1 романа Ф. М. Достоевского “Преступление и наказание”.)

Другие сочинения:

  1. Что такое сны? Откуда они берутся? Почему, закрыв глаза и не воспринимая ничего вокруг, не покидая не то что дома – собственной постели, мы переживаем удивительные приключения, совершаем странствия туда, где никогда не были, говорим с теми, с кем незнакомы, Read More ......
  2. Достоевский по праву считается писателем-психологом. В романе “Преступление и наказание” психологический анализ состояния преступника до и после совершения убийства слит воедино с анализом “идеи” Раскольникова. Роман строится так, что читатель постоянно находится в сфере сознания героя – Раскольникова, хотя повествование Read More ......
  3. Роман Достоевского “Преступление и наказание” – это роман о современ-ной России, переживавшей эпоху глубочайших социальных сдвигов и нравствен-ных потрясений, роман о современном герое, вместившем в грудь свою все стра-дания, боли и раны времени. Передовая русская молодежь конца 50 – начала Read More ......
  4. “Преступление и наказание” Ф. М. Достоевского – первый русский детективный роман. Но, наряду с детективным сюжетом, автор дает развернутые психологические характеристики своих героев. Он настолько мастерски выписал внутреннее состояние загнанного в угол Раскольникова, что самого Достоевского всерьез подозревали в убийстве. Read More ......
  5. Роман “Преступление и наказание” был написан в 1866 году. В это время Достоевский жил в той части Петербурга, где селились мелкие чиновники, торговцы, студенты. Здесь, в тумане и пыли “серединных петербургских улиц и переулков”, родился в сознании Достоевского образ Родиона Read More ......
  6. Анализ эпизода признания Раскольникова (глава 8 части 6 романа Ф. М. Достоевского “Преступление и наказание”) 8 глава является финальной в шестой части романа Достоевского “Преступление и наказание”. Именно ее можно считать формальной развязкой всего произведения – здесь Раскольников признается в Read More ......
  7. Роман “Преступление и наказание” был написан в период “трудного времени” конца 60-х годов XIX века, когда Россия находилась в состоянии экономического и социального кризиса. Крестьянская реформа не только не сгладила, но еще больше усугубила социальные противоречия. В обществе нарастал духовный Read More ......
  8. Роман Ф. М. Достоевского “Преступление и наказание” – одно из самых сложных произведений не только в творчестве Достоевского, но и в мировой литературе. Родион Раскольников, человек совестливый и легко ранимый, не может хладнокровно смотреть на ужасы, страдания “униженных и оскорбленных”, Read More ......
Сон Раскольникова об убийстве лошади (Анализ эпизода из главы 5 части 1 романа Ф. М. Достоевского “Преступление и наказание”.)

Похожие статьи