Некрасов. Скатов Н.Н.

М.: Молодая гвардия , 1994. - 412 с. (Серия "Жизнь замечательных людей")

Николай Алексеевич Некрасов 10.12.1821 - 08.01.1878

Книга известного литературоведа Николая Скатова посвящена биографии Н.А.Некрасова, замечательного не только своим поэтическим творчеством, но и тем вкладом, который он внес в отечественную культуру, будучи редактором крупнейших литературно-публицистических журналов. Некрасов предстает в книге и как "русский исторический тип", по выражению Достоевского, во всем блеске своей богатой и противоречивой культуры. Некрасов не только великий поэт, но и великий игрок, охотник; он столь же страстно любит все удовольствия, которые доставляет человеку богатство, сколь страстно желает облегчить тяжкую долю угнетенного и угнетаемого народа.

Формат: doc / zip

Размер: 633Кб

/ Download файл

Формат: fb2 / zip

Размер: 421 Кб

/ Download файл

СОДЕРЖАНИЕ
«Я РОДИЛСЯ В...» ............................... 5
«ВСЕМУ НАЧАЛО ЗДЕСЬ...» ....................... 22
«ЛИТЕРАТУРНЫЙ БРОДЯГА...» ................. 42
«ИЗ ЛИТЕРАТУРНОГО БРОДЯГИ В ДВОРЯНЕ...» ..... 60
«РАЗЛОЖИЛ ТОВАР КУПЕЦ...» ....................... 85
«...НА ОНЫЙ ПУТЬ-ЖУРНАЛЬНЫЙ ПУТЬ...» ....... 102
«...ВМЕСТЕ С ОДНИМ СОТРУДНИКОМ» ................ 123
ВНОВЬ НА ГРЕШНЕВСКОЙ ЗЕМЛЕ................... 147
«О РУСЬ!..» .............161
СВОЙ СРЕДИ ЧУЖИХ, ЧУЖОЙ СРЕДИ СВОИХ........ 210
«НО ВСЕ ЕГО СИМПАТИИ БЫЛИ НА СТОРОНЕ...» ... 226
«С ЭТИМ КЛЕЙМОМ Я УМРУ...» ...................... 249
«ОДИНОКИЙ, ПОТЕРЯННЫЙ...» ..................... 268
«OX, ПОЛНА, ПОЛНА КОРОБУШКА...» ............ 282
«НИЧЕГО НЕ БУДЕТ...» ....................... 299
«ВЫНЕСЕТ ВСЕ...» .............................. 329
«ШИРОКАЯ ДОРОЖЕНЬКА...» ...................... 347
«ДРЯХЛЫЙ МИР НА РОКОВОМ ПУТИ» ....... 367
ФЕКЛА АНИСИМОВНА ВИКТОРОВА, ОНА ЖЕ ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА НЕКРАСОВА. ...... 389
«...И, ТОЛЬКО ТРУП ЕГО УВИДЯ...» ........ 400

Николай Николаевич Скатов (род. 2 мая 1931, Кострома) - российский филолог, литературовед. Доктор филологических наук, член-корреспондент РАН.

Биография

Николай Николаевич Скатов родился 2 мая 1931 года в Костроме. Окончил Костромской педагогический институт и аспирантуру Московского государственного педагогического института. С 1962 года работал на кафедре русской литературы Ленинградского педагогического института имени А. И. Герцена. В 1987-2005 - директор Института русской литературы (Пушкинский дом) РАН. С 2005 года по настоящее время - советник Российской Академии наук.

Н. Н. Скатов - доктор филологических наук, член-корреспондент РАН. Он является крупным специалистом в области истории русской литературы, автор более 300 научных и литературно-критических работ, в том числе 23 книг.

Он автор и редактор школьных и вузовских учебников. Н. Н. Скатов - член редколлегии и редсоветов целого ряда литературных и научных изданий: «Университетская книга», «Литература в школе», «Аврора», «Наше наследие» и другие.

Он является в течение многих лет членом комиссии по помилованию при губернаторе Санкт-Петербурга.

В 1999 году решением совета директоров русского библиографического института по номинации «Культура» в 2000 году присвоено звание «Человек года». В 2001 году решением Учёного совета РГПУ 29 марта ему присвоено звание «Почётный профессор Российского государственного педагогического университета имени А. И. Герцена».

В настоящее время преподаватель кафедры основ государственного управления, член Ученого Совета юридического факультета Санкт-Петербургского государственного университета водных коммуникаций.

Женат на Скатовой Руфине Николаевне, с которой познакомился в Костроме. Также имеет дочь, Скатову Наталью, и внучку, закончившую факультет международных отношений СПбГУ Чернову Татьяну.

Награды

Награжден государственными наградами:

• Медаль «За трудовое отличие»
• Медаль Пушкина
• Орден Почёта
• Орден Дружбы народов
• «Большая литературная премия России» Союза писателей России (2001) за книгу «Пушкин. Русский гений»

Церковные награды:

• Орден святого благоверного князя Даниила Московского III и IV степени.

скачать
Данный реферат составлен на основе статьи из русской Википедии . Синхронизация выполнена 10.07.11 21:00:08
Похожие рефераты: Николай Николаевич Ге , Бер Николай Николаевич , Ге Николай Николаевич , Николай Николаевич , Назимов Николай Николаевич , Спинёв Николай Николаевич , Крадин Николай Николаевич , Николай Николаевич Страхов , Волосянко Николай Николаевич .

Категории: Персоналии по алфавиту , Учёные по алфавиту , Кавалеры ордена Почёта , Родившиеся в 1931 году , Кавалеры ордена Дружбы народов , Писатели по алфавиту , Писатели России , Русские писатели , Члены-корреспонденты РАН , Писатели СССР ,

Николай Николаевич Скатов родился 2 мая 1931 года в Костроме. Окончил Костромской педагогический институт и аспирантуру Московского государственного педагогического института. С 1962 года работал на кафедре русской литературы Ленинградского педагогического института имени А. И. Герцена. В 1987-2005 - директор Института русской литературы (Пушкинский дом) РАН. С 2005 года по настоящее время - советник Российской Академии наук.

Н. Н. Скатов - доктор филологических наук, член-корреспондент РАН. Он является крупным специалистом в области истории русской литературы, автор более 300 научных и литературно-критических работ, в том числе 23 книг.

Он автор и редактор школьных и вузовских учебников. Н. Н. Скатов - член редколлегии и редсоветов целого ряда литературных и научных изданий: «Университетская книга», «Литература в школе», «Аврора», «Наше наследие» и другие.

Он является в течение многих лет членом комиссии по помилованию при губернаторе Санкт-Петербурга.

В 1999 году решением совета директоров русского библиографического института по номинации «Культура» в 2000 году присвоено звание «Человек года». В 2001 году решением Учёного совета РГПУ 29 марта ему присвоено звание «Почётный профессор Российского государственного педагогического университета имени А. И. Герцена».

В настоящее время преподаватель кафедры основ государственного управления, член Учёного Совета юридического факультета Санкт-Петербургского государственного университета водных коммуникаций.

Женат на Скатовой Руфине Николаевне, с которой познакомился в Костроме. Имеет дочь, Скатову Наталью, и внучку, закончившую факультет международных отношений СПбГУ, Чернову Татьяну.

Награды

Государственные награды:

• Медаль «За трудовое отличие»
• Медаль Пушкина
• Орден Почёта
• Орден Дружбы народов
• «Большая литературная премия России» Союза писателей России (2001) за книгу «Пушкин. Русский гений»

Церковные награды:

• Орден святого благоверного князя Даниила Московского III и IV степени.

Николай Скатов

Русский гений

Один Пушкин настоящий русский.

Федор Достоевский.

Никто не заменит Пушкина. Только однажды дается стране воспроизвести человека, который в такой высшей степени соединяет в себе столь различные качества.

Адам Мицкевич.

Начало всех начал

Пушкин! Слово, которое давно уже перестало быть для нас только фамилией писателя, пусть великого, а стало обозначением чего-то такого, без чего саму жизнь нашу помыслить нельзя. Почему?

Есть писатели и поэты, которые к нам приходят и уходят и иногда снова, сменяя друг друга, приходят. С первых дошкольно еще услышанных, еще не заученных, но уже запомненных стихов: «У лукоморья дуб зеленый...», «Ветер, ветер, ты могуч...» - Пушкин единственный, кто с нами навсегда, до позднего уже благословения внуков: «И обо мне вспомянет». На всю жизнь. Почему?

Чудо Пушкина. Уже современники Пушкина, люди, лично его знавшие, общавшиеся с Пушкиным-человеком, первыми после гибели поэта произнесут слова о Пушкине как грандиозном, стихийном и безусловном явлении. «Солнце нашей поэзии» - Солнце! - навсегда запомнила Россия слова Одоевского.

А Белинский позднее сравнит Пушкина с Волгою, поящею на Руси миллионы людей. Почему?

«При имени Пушкина,- сказал Гоголь,- тотчас осеняет мысль о русском национальном поэте... В самом деле, никто из поэтов наших не выше его и не может более назваться национальным; это право решительно принадлежит ему... это русский человек в его развитии, в каком он, может быть, явится чрез двести лет. В нем русская природа, русская душа, русский язык, русский характер отразились в такой же чистоте, в такой очищенной красоте, в какой отражается ландшафт на выпуклой поверхности оптического стекла.

Самая жизнь его совершенно русская».

В Пушкине русский человек явился как программа и прообраз будущего. Потому-то, ссылаясь на слово Гоголя о том, что Пушкин есть единственное и чрезвычайное явление русского духа, Достоевский прибавлял: и пророческое. «Да, в появлении его заключается для всех нас, русских, нечто бесспорно пророческое. Пушкин как раз приходит в самом начале правильного самосознания нашего, едва лишь начавшегося и зародившегося в обществе нашем после целого столетия с петровской реформы...» «Правильное», то есть национальное самосознание наше действительно пришло после того, как Россия заявила себя Пушкиным. Пушкин собственно и стал идеальным его выражением.

Но истоки такого явления, как Пушкин, коренятся глубоко и действительно особенно явственно обозначаются с петровского времени. Герцен сказал, что на вызов, брошенный Петром, Россия ответила сто лет спустя «громадным явлением Пушкина». Герцен, таким образом, прямо связал явление Пушкина с делом Петра, рассматривая Пушкина как прямое следствие такого дела, как свидетельство оформившейся и ярко проявившейся на новой основе национальной определенности, как подтверждение ее высочайшей зрелости и величия, приобретающего значение всемирно историческое. Можно было бы сказать, что в формировании русской культуры, развитии национального самосознания и становлении национального характера Пушкин оказался своеобразным Петром. Впрочем, именно так понимали дело уже тогда выдающиеся деятели русской литературы, склонные и способные к масштабным осмыслениям и обобщениям. Евгений Баратынский в письме самому Пушкину еще в 1825 году прямо сравнил его творческую работу с созидающей деятельностью Петра: «Иди, довершай начатое, ты, в ком поселился гений! Возведи русскую поэзию на ту ступень между поэзиями всех народов, на которую Петр Великий возвел Россию между державами. Соверши один, что он совершил один; а наше дело - признательность и удивление». Недаром сам Пушкин неизменно возвращался к эпохе Петра, видя в ней узел всей истории новой России, так ярко заявившей себя в 1812 году. 1812 год стоит за пушкинскими стихами года 1831-го - отповедью европейским нападкам на Россию:

В бездну повалили
Мы тяготеющий над царствами кумир
И нашей кровью искупили
Европы вольность, честь и мир...

После 1812 года и возникла подлинно национальная русская литература, явился первый наш национальный поэт. В краткой, но настоятельной рекомендации к составлению словаря «классического русского языка» В.И.Ленин указал точку отсчета: от Пушкина...

Все в новой русской литературе идет от Пушкина. Создатель русского литературного языка. Основоположник русского реализма. Первый подлинный художник-историк. Первый... Первый... Первый. Но так случилось и потому, что он был последним, концом всех концов, завершением великой эпохи - XVIII века. Пушкинское слово «Вольность» последовало «вслед Радищеву». Знаменитая строка «Я памятник себе воздвиг...» есть повторение державинской.

В середине прошлого века критик Николай Страхов, хотя и не без полемических целей, даже утверждал, что Пушкин не был новатором, что прежде всего он обращался к уже созданному другими, а разделы своих «Заметок о Пушкине» озаглавил: «Нет нововведений», «Переимчивость», «Подражания»...

Пушкин, как, может быть, никто из великих поэтов традиционен и в том смысле, что его произведения полны реминисценций, заимствований, прямых и скрытых цитат из Ломоносова и Муравьева, Богдановича и Капниста, Рылеева и Дмитриева... Многие слова, образы, изречения, принятые нами от Пушкина, созданы его предшественниками. Уже все они стремятся к обобщению, к формульности, к итогам, пусть еще частным. Этим же, кстати сказать, объясняется и то обстоятельство, что генеральная линия развития русской литературы до Пушкина приходит в поэзии. И сам Пушкин явился прежде всего поэтом.

Жуковский, конечно, мог предъявить права авторства на одну из самых изумительных формул русской, поэзии, которую мы знаем как пушкинскую - «гений чистой красоты»: ведь, создав ее, он дважды до Пушкина - в стихах «Лалла Рук» и «Я Музу юную, бывало» - ею воспользовался.

Знаменитое пушкинское обращение «Что в имени тебе моем?» принадлежит элегику Салареву.

Вступление к «Обвалу»

Дробясь о мрачные скалы.
Шумят и пенятся валы...

есть перифраза стихов В.Филимонова «К Леоконое».

«Таврида, или мой летний день в Таврическом Херсонесе, лирико-эпическое песнотворение, сочиненное капитаном Семеном Бобровым», почти в триста страниц белыми стихами, навсегда вошло в русскую поэзию двумя-тремя строками «Бахчисарайского фонтана» и «Онегина».

Уже в начале нашего века критик М.Гершензон, сказав о многочисленных французских заимствованиях Пушкина, заявил: «Он несравненно обильнее черпал у своих русских предшественников и даже современников, и мы еще далеки от правильного представления о размерах этой практики - о количестве и бесцеремонности его заимствований». Работа М.Гершензона называлась «Плагиаты Пушкина». В Англии, впрочем, тоже выходила работа «Плагиаты Байрона». Может быть, только два типа художников - писателей и поэтов - в такой мере отвечают подобным обвинениям: совсем уже второ-и третьестепенные и - гениальные. Талант же обычно довольно оригинален. «В искусстве,- заметил однажды в разговоре с Эккерманом Гете,- едва ли не главенствующую роль играет преемственность. Когда видишь большого мастера, обнаруживаешь, что он использовал лучшие черты своих предшественников и что именно это сделало его великим».

Только в отношении к Пушкину можно понять все или многое, и предшествующее и последующее, в нашей литературе: и Батюшкова, и Жуковского, и Крылова, и Грибоедова. И дело не только в том, что все они, так сказать, внесли лепту в Пушкинское собрание. Каждый из них уже как бы порывается стать Пушкиным. И потому, даже работая в сфере совсем уже узкой и сравнительно периферийной, в басне, например, или в стихотворной комедии, самую эту сферу невиданным ни до того, ни после того образом расширяет. А какие разнообразные пушкинские начала несет, скажем, поэзия Жуковского. Она готовит не только Пушкина, но совершенно по-пушкински готовит и послепушкинскую поэзию Некрасова, и Тютчева, и Блока. Недаром по поводу переведенного Жуковским «Шильонского узника» Байрона Белинский заметил: «Странное дело! - наш русский певец тихой скорби и унылого страдания обрел в душе своей крепкое и могучее слово для выражения страшных подземных мук отчаяния, начертанных молниеносною кистию титанического поэта Англии».

Но если видеть в Жуковском не просто певца тихой скорби и унылого страдания, а поэта, прорывающегося к тому, чтобы играть роль, которую в полном виде сыграет лишь Пушкин, то дело не покажется таким уж странным.

Осип Мандельштам, поэт и критик, много думавший над судьбой Константина Николаевича Батюшкова, писавший о Батюшкове прозой и стихами, однажды назвал его творчество записной книжкой нерожденного Пушкина. Традиционно считается, что Пушкин свел к себе многие и разные начала предшествовавшей поэзии, скажем, элегический, психологический романтизм Жуковского и очень пластичное жизнерадостное творчество Батюшкова, и что тот же Батюшков предшествовал юному, молодому Пушкину. Батюшков действительно предшествовал, но не раннему Пушкину, а всему Пушкину. Его «легкой» поэзии, но и его байронизму, и его «Русалке» (был у Батюшкова замысел своей «Русалки»). Да! Уже нести в себе всего Пушкина и остаться в его юной поре. От одного этого с ума сойти можно. И сам Пушкин, может быть, только в свои трагические тридцатые годы задумается по-настоящему над судьбой уже сумасшедшего к тому времени Батюшкова и напишет страшные стихи «Не дай мне бог сойти с ума».

Н.Н. Скатов

ДРАМА ОДНОГО ИЗДАНИЯ

Н.Н. Скатов

Скатов Николай Николаевич - доктор филологических наук,
директор Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН.

В 1949 г. И.В. Сталину доложили, что новое академическое издание сочинений А.С. Пушкина завершено. Подобный доклад тогда сразу приобретал и безапелляционность, и окончательность, тем более, что осенялся, так сказать, двойной божественностью. Ведь докладывали "богу", чье имя вызывало то восторг, то любовь, то негодование, то ненависть, но неизменно - трепет. И докладывали о "боге" русской литературы, а значит, применительно к России, и всей русской жизни. Правда, докладывали с большим опозданием: предполагалось закончить издание еще в 1937 г., когда отмечалось 100-летие со дня смерти Пушкина. Но 1949 г. был юбилейным - исполнялось 150 лет со дня рождения поэта.

Дата ли рождения Пушкина, день ли его смерти неизменно становились важнейшими фактами общенационального бытия. Пушкин достаточно легко пережил нигилизм кое-кого из шестидесятников прошлого века и не покинул капитанского мостика ни одного из кораблей современности, хотя время от времени его и пыталась сбросить бунтовавшая матросня. Характерны едва прикрытое фамильярной бравадой раскаяние и абсолютная покорность Маяковского в "Юбилейном" с его обращенной к Пушкину смиренной готовностью подсадить "на пьедестал". Однако трагические уроки того же Маяковского не идут впрок ни навязавшимся в попутчики Пушкину современным любителям прогулок, ни сегодняшним лжепушкиным - тайным авторам якобы его "Тайных записок", ни их читателям - нынешним -Поприщиным, убежденным, что такие "Записки" "должно быть Пушкина сочинение".

Что же, святыни часто сопровождает святотатство, а Божество почти обязательно предполагает и богохульство.

Пушкин - подлинный космос русской жизни ("Пушкин - наше все", по известному определению Аполлона Григорьева) - впитал и, в свою очередь, насытил все ее сферы и стихии. Русские государственники и монархисты столь же сочувственно цитировали одни строки Пушкина (например, "Клеветникам России"), как республиканцы и "граждане мира" - другие. Атеисты могли ерничать, приводя его молодую задорную "Гавриилиаду", а сподобившиеся религиозной осанны читать великопостную молитву преподобного Ефрема Сирина поздними пушкинскими стихами: "Отцы пустынники и жены непорочны...".

Ощущение "божественной" природы пушкинского творения, конечно, прямо рождено и тем, что он дал нам слово. Истинно: "В начале было Слово и Слово было у Бога и Слово было Бог". Один критик, в пафосном порыве утверждая абсолютную природу "бога" русской литературы Пушкина, комментировал ее таким библейским стихом: "Господь Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных и привел их к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей". И резюмировал: "После Пушкина мир во всяком случае назван" .

Уже давно осознано, что никакие частные усилия не могут решить задачу подготовки и издания полного Пушкина. Труд этот под силу только науке, действующей в рамках академических, то есть государственных, структур. Жизнь подтвердила такую позицию. Именно академические учреждения подготовили полные собрания сочинений Гоголя, Тургенева, Достоевского, Чехова... Эти издания предполагают публикацию всего наследия, вышедшего из-под пера писателя, и обширных текстологических, историко-литературных, бытовых и т. п. комментариев. На авторитетной основе академических изданий печатаются все остальные - научные, популярные, массовые, школьные и т.д.

Нужно иметь в виду, что ситуация с подготовкой полного собрания сочинений Пушкина особая. И это прямо связано с тем, что пушкинское рукописное наследие, может быть, единственное в мире по своеобразию. Даже страница его рабочих тетрадей - это целый мир, включающий стихотворные варианты, и беглый набросок внезапно пришедшей мысли, и воспоминание-рисунок, и цифровую запись - от подсчета стихов до подсчета долгов... А таких страниц - многие сотни и тысячи; практически все они по решению еще советского правительства собраны и хранятся в Институте русской литературы (Пушкинский Дом) Российской академии наук. Как и пушкинская, кстати сказать, библиотека.

Смысл известных слов Достоевского о том, что Пушкин загадал нам загадку, и мы все ее разгадываем, бесконечно усиливается при обращении к рукописям поэта. Это не просто черновики тех или иных произведений, а сложнейшая партитура, содержащая пушкинские думы, настроения, переживания. Один из первых биографов и издателей Пушкина П.В. Анненков, получивший уже после смерти поэта доступ ко многим его бумагам, был поражен богатством пушкинских набросков, отрывков, записей:

"Всякий поймет, как важно и как любопытно собрать и сохранить первые проблески поэтических мыслей его, образы и стихотворные фразы, набегавшие мимолетом, так сказать, на способность воображения и на фантазию его. Богатство поэтических средств, обилие творческого материала не мещали Пушкину постоянно записывать мотивы, зарождавшиеся сами собой, звуки, мгновенно встававшие в душе его <...> Вероятно, Пушкин считал себя не вправе бросать без внимания эти невольные проявления зиждущей способности даже в минуты ее наружного покоя. Звуки, по собственному его выражению, беспрестанно переливались и жили в нем, но следует прибавить, что он внимательно прислушивался к ним, что он наслаждался ими почти без перерыва <...> Отдельные листки и страницы его тетрадей поражают этими стихотворными нотами разных метров и разных ключей, возникшими мгновенно и сбереженными самим художником в минуту их рождения" .

Попытка первого академического издания Пушкина была предпринята еще в прошлом веке. Идея возникла в конце 80-х годов, в преддверии 100-летия со дня рождения поэта. Именно в 1899 г. и вышел первый том, подготовленный академиком Л.Н. Майковым. После его смерти в составе II отделения Императорской академии наук (сейчас это Отделение литературы и языка РАН) учредили комиссию по изданию сочинений Пушкина. Уже первый том вызвал обильную критику, как, впрочем, и некоторые последовавшие тома. Критиковались принципы отбора и расположения текстов, их неполнота (хотя комиссия выявила и немало пушкинских автографов), комментарии. К тому же композиция, отбор и подача материалов менялись от тома к тому. После выхода в 1916 г. седьмого тома прекратилась последовательная публикация стихотворных произведений Пушкина, а в конце 20-х годов и само издание как несостоятельное.

Неудача была обусловлена развитием филологической науки, в частности текстологии. Ей еще предстояло достичь уровня, на котором только и могло быть осуществлено академическое издание Пушкина. Работами многих пушкинистов, рядом подготовленных ими изданий закладывалась основа будущего академического собрания. В 1928 г. в Москве прошло совещание пушкинистов, на котором обсуждался вопрос о таком издании и возможности его подготовки. Обсуждение продолжилось в 1933 г. на конференции пушкинистов в Пушкинском Доме. К этому времени уже вышел шеститомник Пушкина (1930 - 1931 гг.) как приложение к журналу "Красная нива". Данное издание сыграло роль своеобразной экспериментальной мастерской, в которой сформировался исчерпывающий характер работы над всеми известными тогда черновиками поэта и определился оптимальный план будущего академического издания.

Как уже сказано, понятие полноты применительно к Пушкину особенно сложно, поскольку нет поэта, который бы оставил такое количество набросков, отрывков, записей, замыслов, осуществленных и неосуществленных.

"И это, - писал один из крупнейших советских пушкинистов Н.В. Измайлов, - неизбежно вызывает ряд трудностей, ряд спорных и далеко не всегда разрешимых вопросов, которые можно свести к двум основным родам: во-первых, наброски эти в большинстве случаев не поддаются точной или даже приблизительной датировке, что заставляет редакторов от издания к изданию датировать их и, следовательно, размещать разным образом. Во-вторых, многие наброски представляются спорными по жанру: стихотворения ли это или начало поэмы, или отрывок драматического монолога; одно и то же произведение, вернее, один и тот же текст в разных изданиях помещается в разных отделах, даже в разных томах. Задачей и непременным условием академического издания является поэтому тщательное изучение, проверка и сопоставление всех известных источников текста произведения и установление на их основании дефинитивного (окончательного) текста, принятого в качестве основного текста издания. То же относится и к вопросам датировки: дата (время написания) произведения, установленная со всей возможной точностью, должна быть также обоснована, хотя бы она и была предположительной.

Требование полноты, предъявляемое к академическому изданию, содержит еще одно, и пожалуй, самое важное условие: в нем должны быть напечатаны все без исключения рукописные материалы к данному произведению - планы, выписки и проч., служащие для подготовки его, а главное, все черновые тексты, первоначальные редакции, варианты черновых и беловых рукописей и прижизненных изданий (а также, в особых случаях... варианты или разночтения авторитетнейших списков). Включение всего материала черновых рукописей имеет для издания сочинений Пушкина особое значение - и по количеству сохранившихся черновых, в большом числе случаев являющихся единственным источником текста, и по характеру пушкинских черновиков, представляющих, по меткому слову Б.В. Томашевского, "стенограмму творческого процесса" и дающих огромный материал для истории замысла и создания произведения, для их понимания и интерпретации, для психологии творчества поэта" .

К началу работы над новым академическим изданием сложились благоприятные условия для его осуществления. В стране успешно разрабатывались новые принципы текстологии, утверждавшие приоритет не столько прочтения того или иного слова и составления его транскрипции, сколько проникновения в общий план и замысел произведений, уяснения общей эволюции писателя и каждого ее этапа, развития представлений о широте его общественных, исторических связей, особенностях биографии, вплоть до знания житейских подробностей, до раскрытия сокровенных психологических тайников. Применительно к Пушкину, следовало пройти за ним (и вместе с ним) весь творческий путь. Такое по силам лишь талантливым и квалифицированным ученым, объединившимся в мощную монолитную группу.

К моменту начала работы над замыслом нового академического Пушкина такая группа сложилась. Еще трудились некоторые представители старшего поколения пушкинистов: Н.О. Лернер, М.А. Цявловский, П.В. Щеголев. Уже набрались опыта работники среднего и молодого поколения (многих из них воспитал как пушкинистов семинар профессора С.А. Венгерова в Петербургском университете): Д.Д. Благой, С.М. Бонди, Д.П. Якубович, Ю.Н. Тынянов, Ю.Г. Оксман, Б.В. Томашевский и другие. Конференция 1933 г. предложила четкий план публикации как пушкинских сочинений по жанрово-хронологическому принципу, так и обильных текстологических, историко-литературных и реально-энциклопедических комментариев.

В 1935 г. вышел первый том нового академического издания. По порядковой нумерации он на самом деле был седьмым, первый - лицейская лирика - по ряду причин оказался не готовым. Седьмой том, заключивший в себе пушкинскую драматургию, стал нормативным для всего издания. Он представил максимально возможную полноту текстов, последовательность пушкинской работы, развернутые текстологические комментарии. Сопроводили том и обширнейшие справочные примечания, далеко превосходившие объемом сам пушкинский текст. Д.Д. Благой, например, полагал, что для академического издания отведенные комментариям две пятых тома есть норма. В таком виде седьмой том на десятки лет определил восприятие, уяснение и изучение драматургии Пушкина и до сих пор, спустя более чем полвека, не утратил научного значения.

Над седьмым томом, помимо индивидуальных исполнителей (прежде всего Г.О. Винокура), работал многочисленный коллектив редакторов и рецензентов. Результаты их деятельности показали высочайшую степень готовности к осуществлению всего издания, которое поистине становилось новым словом филологической науки. Судьба же самого издания оказалась драматичной.

Уже в апреле 1936 г. на особом совещании Пушкинской комиссии, обсуждавшей первый из вышедших томов полного собрания сочинений Пушкина, стало ясно, что издание, концентрирующее достижения не только собственно текстологии, но и истории литературы, биографических изучений, психологии творчества, к следующему, юбилейному году не может быть закончено. Скептическое отношение к вышедшему тому вызвал и его жалкий вид. " Я почти заплакал, - сказал один из участников обсуждения, - когда увидел этот шоколадный томик с портретами, сделанными плохой четырехцветкой".

Последовали жесточайшие начальственные предписания заданий и сроков окончания, а также полиграфического исполнения. Рассказывают, что М.А. Цявловский на одном из заседаний Пушкинской комиссии, раздраженный ссылкой на правительственное плановое задание, воскликнул: "Вели Совнарком дать мне приказ сунуть это стул в карман, я все равно никак не сумею его выполнить". Заявление по тому времени рискованное. Тем более, что набирали силу всевозможные чистки и преследования, часто заканчивающиеся арестом и ссылкой. Не избежали их и некоторые участники издания.

Естественно возникала благоприятная среда для всякого рода демагогических выходок, конъюнктурных игр и т.п. В журнале "Большевистская печать" (1936, № 10) И. Лежнев в статье "Каста пушкинистов" в связи с задержкой сдачи томов приводит такие обвинения в адрес редакторов, прежде всего С.М. Бонди, М.А. Цявловского и Б.В. Томашевского:

"Модный пушкинист обделывает свои дела на ходу, торгуясь направо и налево. Он стал прыток, боек, оборотист. И только диву даешься, откуда у изъеденного, казалось, молью старика такая оперативность. Но без тени смущения, с откровенным цинизмом прожженного рвача-деляги профессор ответствует: "Столетний юбилей бывает раз в сто лет"... Век живи - такой ярмарки не будет. Лови момент! Рви, где можно".

И это говорилось о готовившем "Онегинский" том Б.В. Томашевском, которому пришлось разбирать труднейшие перемарывания черновиков (они заняли в томе 443 стр. большого формата), устанавливать последовательность возникновения у Пушкина нескольких тысяч вариантов.

О той поре С.М. Бонди писал:

"Трудясь над этой сложной, чисто исследовательской работой, Б. Томашевский (как и остальные редакторы издания в своих работах) сильно опаздывал со сдачей рукописей в договорный срок. А сроки эти в договорах были абсолютно невыполнимые, так как исходили из заведомо нереального распоряжения закончить все издание к 1937 году, что было так же легко сделать, как Ивану-Царевичу в сказке выстроить в одну ночь дворец Кощею Бессмертному. Правда, можно было отказаться от полноты, тщательности и научной серьезности работы, но упрямые редакторы никак не хотели пойти на это..." .

Один из участников вспоминал о времени, когда

"в академическом издании появился новый директор (с какой-то кинофабрики, которую он успел развалить), относившийся с нескрываемым недоверием к академическому Пушкину. Особенно подозрительной показалась этому киносценаристу "возня" с пушкинскими черновыми автографами. "Значит, - резюмировал он на одном из заседаний, - вы печатаете то, что Пушкин отбросил, вы печатаете пушкинский брак!" К сожалению, фамилия автора этого бессмертного изречения ускользнула у меня из памяти, и я не могу сохранить ее для потомства. Его вскоре убрали" .

К счастью, пушкинский брак удалось отстоять. Впервые у Пушкина было собрано все, относящееся к литературному творчеству, и представлено на основе строго научных принципов текстологии и датировки текстов по всем известным первоисточникам - рукописным и печатным, Впервые были опубликованы "Материалы к "Истории Пугачева"" и к "Истории Петра". Впервые был предложен такой метод прочтения и представления черновых рукописей, который не только открыл мир творчества Пушкина, но и дал возможность подготовить академические издания сочинений Лермонтова, Тургенева, Некрасова и других. В этом смысле Пушкин продолжал (пусть косвенным и опосредованным образом) играть роль основоположника нашей литературной классики.

Стремясь уложиться в нереальные сроки, пушкинисты действительно пытались "засунуть стул в карман" и "выстроить в одну ночь дворец Кощея Бессмертного". Во всяком случае, поразительно трудоспособный и энергичный Б.В. Томашевский, работая дни и ночи, сдал свой том 29 декабря 1936 г. Ни о каком в целом подготовленном к юбилею издании речи быть не могло, но к открытию Всесоюзной пушкинской выставки в Москве все же несколько томов вышли в свет. На высоте оказалось их полиграфическое исполнение. Увы, сопроводили издание впопыхах допущенные ошибки и опечатки.

Но если с литературными текстами Пушкина дело обошлось сравнительно благополучно, то в комментариях увидели причину задержки всего издания и предписано было с ними расстаться. Решение оказалось роковым не только для пушкинского собрания, пострадали многие замечательные книги в "Библиотеке поэта", труды, выпускавшиеся издательством "Academia". С тех пор справочный аппарат, примечания, комментарии вообще жесточайшим образом (существовали негласные нормы) сокращались или уничтожались. Применительно же к Пушкину витавшая в воздухе формула - "Кого издаем? Пушкина или пушкинистов?" - обрела действенность: решили издавать Пушкина без пушкинистов. Знаменитая фраза - "Бойтесь пушкинистов" - получила зловещий смысл именно потому, что "пушкинистов" перестали бояться.

Без комментариев, лишь с краткими справочными пояснениями в ряду других был перепечатан и том драматургии. В предисловии к первому вышедшему в 1937 г. уже реальному первому тому сообщалось:

"Настоящее издание является публикацией одних текстов Пушкина без какого бы то ни было комментария редакторов. Прилагаемые к текстам примечания содержат только перечень источников - рукописей и изданий, принятых во внимание при печатании текста и вариантов, - и указания на время написания произведения.

Все вопросы, связанные с обоснованием текста, с датировкой, с доказательством принадлежности Пушкину печатаемых в отделе Dubia стихотворений, являются предметом особой комментаторской работы, неотъемлемой от изучения творческой истории произведения, т.е. истории создания и работы Пушкина над данным произведением в свете идеологических, исторических, историко-литературных и биографических фактов. Подобного рода комментарий издается в виде особой серии трудов редакционной коллегии издания. Именно там читатель должен искать ответы на вопросы, почему то или иное произведение включено или, наоборот, не вошло в издание, почему редактор предпочел то или иное чтение, почему оно напечатано в данном месте издания. В настоящем издании дается лишь результат подобных исследований, без его мотивировки".

Увы, читатели, которые захотели бы искать ответы на все предлагаемые вопросы, в этом издании их никогда бы не нашли, поскольку серия особых трудов редакционной коллегии так и не состоялась. Естественно, кое-что из разысканий-комментариев появилось в разного рода литературоведческих изданиях, но основной труд (лишь отчасти воплощенный) со смертью виднейших участников-исполнителей издания пропал. Будущим комментаторам Пушкина предстоит путь, уже пройденный нашими великими пушкинистами.

К 1941 г. редакторская работа по изданию сочинений Пушкина в основном была завершена. Война внесла свои страшные коррективы в план издания и в судьбу его исполнителей (во время блокады умерли В.В. Гиппиус и В.Л. Комарович).

После войны работа возобновилась. Ее подхлестывал приближавшийся 150-летний юбилей поэта в 1949 г. В результате ускоренных перекомпоновок материала (прежде всего в XI и XII томах) издание, наконец, было закончено в 16 томах (в 20 книгах). Вернее, его предлагали считать таковым. Между тем в 1949 г., когда было объявлено о завершении издания сочинений Пушкина, за бортом оставалось еще три (!) тома. Прежде всего многочисленные нетворческие записи, пометы, наброски и документы, которые принято называть "Рукою Пушкина". Сам Пушкин писал в связи с изданием переписки Вольтера:

"Всякая строчка великого писателя становится драгоценной для потомства. Мы с любопытством рассматриваем автографы, хотя бы они были не что иное, как отрывок из расходной тетради или записка к портному об отсрочке платежа. Нас невольно поражает мысль, что рука, начертавшая эти смиренные цифры, эти незначащие слова, тем же самым почерком и, может быть, тем же самым пером написала и великие творения, предмет наших изучений и восторгов" .

Это высказывание в полной мере приложимо и к самому Пушкину.

В 1935 г. вышел в свет сборник "Рукою Пушкина. Несобранные и неопубликованные тексты". Часть этих текстов разошлась по разным томам большого академического издания, но часть так в него и не вошла. И хотя составители сборника "Рукою Пушкина" старались представить материалы со всей возможной полнотой, этот сборник нельзя считать исчерпывающим. Была надежда, что задачу решит соответствующий том академического издания, в чем уверяло опять-таки предисловие к первому тому 1937 г.: "... из собрания не устранено ничего, что бы было записано собственною рукою Пушкина". Увы, устранено! Достаточно назвать, например, "Записи народных песен и сказок".

Предполагалось также, что полный Пушкин будет представлен и отдельным томом рисунков - уникальной, своеобразнейшей частью творческого наследия поэта. Но и этого тома в собрании не оказалось. Хотя все в том же предисловии 1937 г. он был обещан: "Кроме того, особым томом издается альбом рисунков Пушкина, взятых из всех его рукописей".

Более повезло из не вышедших в 1949 г. трех томов справочному. Только в 1959 г., после многих хлопот и перипетий, том, содержащий указатели, а также многие исправления и дополнения к изданию, все-таки вышел. Собрание сочинений Пушкина, составившее 16 томов и 21 книгу (включая том 1959 г.), было завершено.

В судьбе этого, казалось бы, сугубо академического издания отразились драматичнейшие коллизии эпохи: творческие порывы и грубый произвол, самоотверженность одних и безответственность других. Оно стало не только памятью о Пушкине, но и памятником времени - замечательным и поучительным.

До сих пор это издание остается хотя и не полным, но самым полным Пушкиным. Оно давно стало библиографической редкостью. Именно поэтому столь необходимо новое академическое издание Пушкина, которое, опираясь на предшествующее, используя его достижения и учитывая недостатки, представило бы, наконец, действительное полное собрание Пушкина. Дело осложняется тем, что хотя пушкиноведов, то есть людей, пишущих о Пушкине, тьма тьмущая (недаром даже возникало понятие "народное пушкиноведение"), собственно же пушкинистов, то есть специалистов, могущих и умеющих работать с пушкинскими рукописями, легко пересчитать по пальцам. К началу 80-х годов в Пушкинском Доме их осталась маленькая группа, которая лишь в последние годы оформилась в отдел. Началась подготовка специалистов в аспирантуре.

Грядущий 200-летний юбилей поэта может стать мощным стимулом для подготовки нового академического Пушкина. При этом следовало бы избежать искусственного планирования, судорожных авралов и неукоснительных руководящих указаний. Вероятно, все издание удастся завершить лишь в начале XXI в.

Осенью 1994 г. в издательстве "Наука" вышла подготовленная Институтом русской литературы (Пушкинский Дом) книга "А.С. Пушкин. Стихотворения лицейских лет. 1813 - 1817".

"Опираясь, - сообщает редакция, - на академическое издание (1937 - 1959 гг. - Н.С. ) и подготовленные для него материалы, нынешнее издание, однако, не могло просто воспроизвести их с необходимыми коррективами и дополнениями. Самый корпус лицейских стихотворений строится иначе, нежели во всех предшествующих изданиях (обоснования принятого построения даны в преамбуле к разделу "Примечания к текстам стихотворений"); внесены исправления в отдельные тексты; наконец, переработаны примечания к текстам стихотворений <...>